Глава 5.
Его ждали давно. Страна озёрной тоски, где
четверо из пяти – крестьяне, землепашцы, православные, где «малиновая ширь
полей» и «на извёстку колоколен невольно крестится рука», не знала своего
поэта. Пушкин – камер-юнкер Его Императорского Величества, Гумилёв и Блок –
тоже дворяне. У разночинцев были свои Надсон и Фет, у
интеллигенции – Тютчев, Анненский, Сологуб. Даже немногочисленный пролетариат обрёл
себе буревестника Максима и горлана-главаря Владимира,
а за ними целый ансамбль песни и пляски краснознамённых поэтов и поэтиков. Даже у запойного деклассированного элемента был
свой Одинокий, бомжующий Тиняков,
адресующий свой разрушенный покой и безмерную любовь Зинаиде Гипиус. У каждой социальной прослойки был свой поэт,
которого, как ни странно, не было у крестьянства.
В
Малороссии и Украине звучали, как звучат ныне, песни Тараса Шевченко и Ивана
Франка, в буквальном значении народных поэтов. В то же время бόльшая часть населения страны «северных бедных
небес» слухом не слыхивала ни о каком
расцвете поэзии и культуры, пока не раскрылся талант Сергея Есенина: «Русь моя! Деревянная Русь! Я один твой певец и
глашатай».
Нивы
сжаты, рощи голы,
От
воды туман и сырость.
Колесом
за сини горы
Солнце
тихое скатилось.
Дремлет
взрытая дорога.
Ей
сегодня примечталось,
Что
совсем, совсем немного
Ждать
зимы седой осталось.
Ах,
и сам я в чаще звонкой
Увидал
вчера в тумане:
Рыжий
месяц жеребёнком
Запрягался
в наши сани.
Эти образы настолько наши,
настолько от сердца идут, что не могли не стать песней. Оттого и любим Сергей
Есенин, что тут он, рядом, на земле, колокольнями устремлённой к Христу. Сотни
песен написаны на его слова – их мелодизм прост и естествен,
как будто слышен с самого начала Руси, когда «дождиком в нивы златые нас
посетил Авраам», с тех самых пор как «древняя тень Маврикии родственна нашим
холмам».
«Поскреби любого русского
– отыщется татарин». Кто знает? Может, что и варяг или грек. Но, скорее,
крестьянин, который, будучи уже жителем городов, чуть тёплый денёк, тянется на
дачу, слышит зов крови, празднует свою миссию на земле.
Тем же праздником
распахнул душу Есенин.
Лучи его поэзии по кровлям
изб поднимаются от земли к маковкам куполов и ещё выше к небу, к струганым дранкам солнца, в златотканую, сосущую глаза космическую
синь.