На столике в гримёрной, у портрета
Единственно любимого поэта,
Лежали маски – старые игрушки,
Актёрские пустые безделушки.
И перед каждым действием на сцене,
На залитой огнями рамп арене,
Их примеряли тщательно и долго
И подгоняли ниткою с иголкой
Ещё пригодные для роли платья,
Шептались суеверные заклятья,
И лишь поэт, над миром вознесённый,
Смотрел на это всё, недоумённый.

И пусть судьба в своей стезе упряма,
Пусть в чём-то цирк она и в чём-то драма,
Страшней, когда за пустотою маски
В конце оптимистической развязки
Откроется иная пустота –
Без глаз и без души, и без лица.