ФЕНОМЕН ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЪЕКТА И НЕКЛАССИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

О. Б. Соловьёв

ФЕНОМЕН ЕСТЕСТВЕННОГО ОБЪЕКТА И

НЕКЛАССИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

Понятие естественного объекта – одно из ключевых понятий естествознания. Это понятие, в известной степени, конституировало саму науку, когда учёный-натуралист определял свою деятельность как направленную на выявление объективных законов природы. На протяжении длительного периода времени представление о естественном объекте выполняет в науке нормирующую роль: с ним соотносят те или иные гипотезы и теории, возникающие в ходе реального научного исследования; оно определяет не только «естественность» или «искусственность» материала, с которым имеет дело натуралист, но и теоретическую насыщенность любого естественнонаучного понятия, его «нагруженность» фактами или эмпирическими свидетельствами, то есть его отнесённость к познанию природы.

Выделение новых, а также изучение уже выделенных, ставших предметом научного рассмотрения естественных объектов наталкивается на многочисленные и разнообразные трудности, преодоление которых оказывается невозможным из-за отсутствия у естествоиспытателей необходимых теоретических и методических средств. И, в частности, понимания природы естественного объекта как особого феномена в жизни науки. В. И. Вернадский писал: «Моя научная жизнь сложилась так, что с моих молодых лет и до сих пор я научно работаю на границе достигнутого научного понимания реальности»[1]. Выступая как особая установка сознания учёного на выделение и изучение «внешнего» по отношению к нему объекта, феномен естественного объекта обозначает достигнутый наукой горизонт понимания – то, что принадлежит предметной реальности науки, и вместе с тем мыслится как существующее объективно, независимо от исследователя.

Навыки и образцы работы с эмпирическим материалом, полученным при наблюдении естественных объектов, далеко не всегда «выдерживают» возлагаемую на них теоретическую нагрузку. В современной науке ученый всё чаще оказывается в ситуации, когда в состоянии построить теоретическую картину, но не в состоянии обеспечить её принятие научным сообществом: теория, едва родившись, умирает. И происходит это отнюдь не в силу слабой её разработки или недостаточной обусловленности эмпирией; нет, – довольно часто автор сам осознаёт нежизнеспособность своей идеи. Дело в том, что в той ситуации деятельности, в какой возникает представление о естественном объекте, натуралист, как это ни удивительно, сам неполно понимает то, что такое естественный объект. И главное здесь в трудности проведения границы между изучаемой реальностью и формами ее постижения, «схватывания». Из своего поля деятельности натуралист убирает всё, что ему кажется субъективным, полагая, что в естественном объекте ничего субъективного быть не должно. Но это не так: в естественном объекте как элементе научного познания много субъективного, но субъективного не от данного индивида, а от общества и культуры, можно сказать, от самой естественнонаучной установки как социокультурного феномена. Натуралист стремится видеть только объект природы, только «внешнюю» сторону, только один полюс своей деятельности. Всё, что может показаться ему субъективным, привнесённым человеком, заранее исключено им из системы естественнонаучного исследования, и это-то и оказывается тем тупиком, в котором естественный объект предстаёт как онтологическая проблема.

В начале прошлого века в связи с включением в научную картину мира феномена сознания сформировался так называемый неклассический, а позднее и постнеклассический идеал рациональности. Произошло это в силу естественноисторического развития научного знания, когда учёных перестали удовлетворять прежние гносеологические допущения и мировоззренческие основания классической науки, в частности, допущение о предзаданности объекта исследования познающему субъекту и убеждение в единственно возможной, объективной истинности научного знания. В теоретико-познавательной структуре физики, а затем психологии, лингвистики и социальной науки был осознан тот факт, что объекты исследования не заданы природой, а строятся на основе существующей объективной реальности самими учёными, исходящими из определённых целей познания. Стало очевидным, что объекты неклассической науки «недоопределены», определение их происходит в процессе исследовательской деятельности. С тех пор формулировка знаний о явлениях и законах природы и общественно-исторического развития была поставлена в зависимость от результатов исследования феномена сознания. Как отмечал М. К. Мамардашвили, понятие наблюдения «требует теперь от психологии или от какой-то Х-науки, занимающейся теорией сознания, определённых идеализаций и абстракций, способных бросить свет на явление наблюдения в той его части, в какой оно, сам его феномен, уходит корнями вообще в положение чувствующих и сознающих существ в системе природы»[2].

Естественный и модельно-целевой подходы

к выделению объекта исследования

В описательном естествознании – почвоведении, биологии, науках о Земле – до сих пор, однако, сильны классические естественнонаучные установки на познание реальности «такой, как она есть». Это не позволяет осмыслить сами средства, используемые в исследовательской деятельности для построения объективной научной картины физического мира. Разбираясь в частных принципах своей науки, учёный-натуралист зачастую не замечает, что входит в область проблем настолько общих, что их следует считать мировоззренческими, философскими. «Проблемы такого масштаба не сразу поддаются решению, – отмечал известный российский стратиграф С. В. Мейен, – но поддаются освещению, и одного этого бывает достаточно для снятия более частных, специальных противоречий на приемлемой для всех основе»[3]. В поисках приемлемой для всех основы в описательном естествознании сложилось два подхода к выделению объекта исследования: естественный и модельно-целевой[4].

Споры сторонников этих подходов обусловлены различными результатами рефлексивной деятельности учёных, направленной на выявление и фиксирование объективной стороны процесса познания природы. Эта деятельность развивается в двух направлениях: предметном – когда речь идёт о принятых в науке идеалах и нормах исследования, их эффективности и воспроизводстве научных знаний, и методологическом – когда конструируются новые принципы построения научной деятельности.

Для сторонников естественного подхода естественному объекту или физическому телу будет соответствовать описание, наиболее общий вид которого мы находим у М. К. Мамардашвили: это «такое явление, которое полностью пространственно выражено в своем содержании, т.е. все, что мы можем сказать о структуре этого явления, о его составе, строении, таково, что оно полностью развернуто для внешнего пространственного наблюдения или же (если идет речь об идеальных абстрактных объектах или так называемых ненаблюдаемых теоретических "сущностях") разрешимо на каких-либо наблюдаемых частях внешнего пространства. В этом смысле термины "объективное" и "пространственное" совпадают, могут употребляться через запятую, как и понятие "внешнее наблюдение"»[5]. Сторонники естественного подхода ориентируются на познание пространства, которое является объективным по отношению к субъективно переживаемому человеческому времени. Так, по мнению С. В. Мейена, «для геолога время – это пространство, а соотношение различных классов времён (физического, геологического, биологического) – это выявление пространственных отношений между следами, оставленными соответствующими классами процессов»[6].

Вместе с тем учёные не могут совсем не учитывать присутствие наблюдателя в системе исследования. Так, С. В. Мейен, рассуждая о наиболее общих принципах исторических реконструкций в геологии, невольно перестраивает естественнонаучную систему, перемещая акцент с непосредственного наблюдения над объектом к методам его исторической реконструкции:

«Мнение, что факты динамической геологии добываются прямым наблюдением над "природными экспериментами", – широко распространённый методологический миф. В действительности, наверное, ни один геолог непосредственно не наблюдал образование берегового обрыва, косой слоистости ("слойчатости") или речной террасы. Возьмём береговую абразию – классический объект динамической геологии. Наши представления об абразии покоятся на наблюдении обломков пород вдоль берега и их сравнении с коренными породами, на сравнении обломков разной степени окатанности, на наблюдениях над работой прибоя; мы учитываем форму абразионных ниш, отмечаем высоту, до которой поднимаются волны, и т. д. Сопоставляя подобные наблюдения, мы р е к о н с т р у и р у е м процесс абразии. В какой мере динамическая геология опирается на такие исторические реконструкции, а не на непосредственные наблюдения процессов, сказать трудно. Не исключено, что исторические реконструкции играют в динамической геологии решающую роль» (Разрядка С. В. Мейена. – О. С.)[7].

В стратиграфии С. В. Мейен предложил использовать принцип исторических реконструкций, называемый им для краткости принципом Бергсона: «Механизм нашего обычного познания имеет кинематический характер. <....> Мы берём якобы мгновенные снимки с текущей действительности. И так как они являются характерными для этой действительности, то нам достаточно нанизать их вдоль некоторого абстрактного, однообразного, невидимого процесса, лежащего в основе аппарата нашего познания»[8]. На этот же факт указывал и академик С. Н. Бубнов: «Исторический метод <...> даёт нам возможность построить "фильм" геологических событий, "снимать" такие фильмы в разное время и в различных областях и, наконец, сравнить их друг с другом»[9].

Всем своим научным опытом, багажом знания сторонники естественного подхода апеллируют к объективности природных явлений, отстаивают классическую рациональность научного исследования. Ярким примером натуралистического подхода служит работа И. В. Крутя «Исследование оснований теоретической геологии»[10], согласно которой «естественное тело» существует объективно, поскольку признаки, на основании которых оно выделено, наиболее существенны. Существенность признаков, их очевидность и важность определяют выбор исследователя в пользу «естественных тел». Признаки, свойства «естественных тел», таким образом, разделяются автором на существенные и несущественные, тела – на природные и естественные. Задача учёного-натуралиста видится состоящей в том, чтобы из всего многообразия свойств выбрать именно те свойства, которые разбивают объективную реальность на классы естественных тел. Эти классы И. В. Круть считает существующими реально, независимо от нашего исследования. Более того, с его точки зрения, таким же независящим от исследователя способом существуют и принципы их изучения. В подобном «оестествлении» объекта и методов его исследования И. В. Круть не одинок. С. В. Мейен, описывая методологическую основу стратиграфии – принципы Гексли, Стенона и хронологической взаимозаменяемости стратиграфических признаков, тоже искал онтологическое обоснование: «этим принципам можно подыскать онтологические эквиваленты, то есть законы природы (седиментации, статистической необратимости эволюции, термодинамики экосистем и т. д.), которые делают методологические принципы действенным инструментом познания, придают им эвристичность, оправдывают само их существование»[11].

Таким образом, сторонники естественного подхода приписывают природе организованность научного знания, «оестествляют» объекты, которыми оперирует наука. Они выпускают из виду то, что рассмотрение действительности в форме объекта не есть какой-то от природы данный человеку «естественный» способ видения и понимания мира. Процедура выделения объекта оказывается тесно связанной с философской установкой исследователя, предмет науки возникает не сразу, а лишь в результате практической деятельности субъекта познания на том её уровне, когда становится возможным увидеть окружающий мир под углом зрения науки.

Появление неклассической рациональности

в описательном естествознании

Естественный подход длительное время безраздельно господствовал в науках о Земле и всём цикле описательного естествознания. Не сразу, но постепенно в сознании изучающих природу, возникли идеи о возможности множественных картин реальности, зависящих от характера, целей и средств исследовательской деятельности. Так, уже К. А. Тимирязев отмечал, что «по отношению к формообразовательному процессу задача физиологии и методы её разрешения являются двойственными. Во-первых, она должна стремиться и действительно (особенно в физиологии растений) успевает раскрыть экспериментальным путём основной механизм этого процесса, а во-вторых, накопленным действием тех же факторов пытаться объяснить себе их конечный результат – образование формы, представляющей нам как бы осуществление заранее намеченной цели»[12]. Стало очевидным, что картина мира во многом зависит от выбранного нами набора изучаемых свойств, которые по ходу исследования полагаются объективными. Вовлечение в этот перечень таких признаков, которые ранее не применялись, стало раскрывать глубину возможностей описания и представлений этой реальности.

Рассмотрим примеры исследовательских ситуаций, когда в науках о Земле стихийно, естественноисторически реализуется неклассический способ описания «естественных тел». Так, используя одно из ярких свойств, воспринимаемых при описании геологических срезов (последовательностей напластования) – цвета, учёный может сразу выделить, к примеру, красноцветные, пестроцветные, сероцветные толщи. Но вполне вероятно, что по размерности зёрен пород этих толщ, границы объектов, выделенных по этому признаку, не совпадут с первыми. Если же принимать во внимание не менее реальное свойство – влажность пород – то учёный опять же может получить иное расчленение, иное расположение границ. В некоторых случаях границы объектов, выделенных по разным свойствам, будут совпадать. Но почти всегда можно отыскать свойство, дающее иные границы.

Именно вследствие такого положения возникло представление об объектах «номинальных», «искусственных» – то есть как бы назначаемых выбором исследователя, не всем и не всегда нужным, и «естественных» – выделяемых по яркому или важному в каком-то отношении свойству, которое коррелируется со множеством других, истинно природных объектах. Остров в море единогласно будет признан «естественным» объектом. А некоторая, едва заметная возвышенность дна моря согласованно будет считаться объектом «искусственным», «номинальным», так как назначение диапазона глубин, выделяющих эту возвышенность, – дело нашего ума, что несравнимо с тем согласованным эффектом, с которым воспринимается остров. Однако, если именно с этой едва заметной для нас областью уменьшения глубин моря коррелируется распространение какого-либо биоценоза или, скажем, полезного нам вещества, например, конкреций некоторого элемента – то «искусственность» такого объекта (области) существенно снижается, он тоже становится «естественным».

Вот как описывает эту ситуацию один из пионеров модельно-целевого подхода известный литолог Э. А. Еганов: «Процедура расчленения доступной сейчас для непосредственного изучения части объекта геологии – земной коры на объекты конкретных исследований проводится различными способами. В ряде случаев при выборе объекта, который определяется способами расчленения, исследователь исходит из возникшей в практике задачи, решение которой опирается на уже выработанные понятия. Такими задачами, к примеру, могут быть: поиск полезных ископаемых, изучение свойств прозрачных минералов, изучение водоносных слоев и т. п. Во многих же других случаях мы сталкиваемся с ситуацией, когда считают, что выбор объекта не преследует какой-либо цели, а определен независимым от нас фактором существования объекта, который надо по возможности всесторонне познать. В этих случаях объект нам как бы предлагается самой природой, а наше дело – лишь определить очертания его, верно отразить и изучить его сущность. Происходит, как в таких случаях говорится, "естественное" выделение "естественных объектов". В результате описания и абстракции возникают понятия, скажем, такие, как "железные руды", "прозрачные минералы", "водоносные слои". "Естественные объекты" выделяются как бы "сами", активно воздействуя на наше сознание, которому в данном случае отводится роль пассивного отражения. Подобная точка зрения широко бытует среди естествоиспытателей, особенно среди геологов, изучающих стратиграфию, породы, фации, формации, минералы. Именно она, являясь продуктом наивнореалистических взглядов, нередко приводит геологию к целому ряду недоразумений»[13].

Решение придёт только тогда, считает Э. А. Еганов, когда при проведении соответствующего исследования будут чётко формулироваться его цели и практические отношения, которые смогут определить критерии проверки того, что мы разумно и правильно выбрали свойства для вычленения объектов. Только зная, какое отношение вещей должны вскрывать производимые нами конкретные операции, что мы собираемся изучать и какова цель наших действий, мы можем удовлетворительно определить существенные свойства намечаемых объектов, отчленить их от других и разъяснить смысл своих действий не только другим, но и самим себе.

Э. А. Еганов приводит пример наличия неконтролируемого авторами субъективного, авторского содержания в понятии о таком естественном объекте как формация колчедановых руд; в частности, в способах, какими устанавливается сходство признаков, на основании которого один объект отграничивается от другого. Он отмечает: «В своей деятельности по вычленению "естественных" объектов геолог обычно руководствуется интуитивным выбором «сходных» признаков, как правило, не затрудняя себя оценкой их существенности и тех границ, в которых эта существенность определяется. Среди геологов бытует мнение, что существенные свойства начинают проступать на фоне несущественных в самом процессе изучения; что «внимательный» анализ «всех» свойств и отношений должен, независимо от каких-либо предварительных соображений, выделить существенные свойства той или иной вещи. То обстоятельство, что существенные свойства, как и саму вещь, мы можем выделить, только задавшись некоторым определяющим отношением, игнорируется»[14].

Неустранимое наличие авторской позиции должно быть осознанно и предъявлено на обсуждение коллег, а не включено неконтролируемым образом в процесс вычленения объекта исследования. В противном случае возникают нестыкуемые, несовместимые друг с другом мысленные содержания, вкладываемые в одни и те же термины. Учёный следующим образом иллюстрирует свою мысль:

«Рассмотрим достаточно типичный пример определения формации колчеданных руд [М. Б. Бородаевская, А. И. Шмидт. Условия образования колчеданных месторождений на примере Южного Урала. – "Труды ИНИГРИ", вып. 75. М., 1967], которым можно иллюстрировать ставшую традиционной процедуру определения формаций вообще. Проведены следующие операции: выбран интересующий исследователей объект – множество месторождений колчеданных руд; затем перечислены те свойства элементов этого множества, которые авторы в силу повторяемости на каждом, а точнее, "почти на каждом" (?) элементе считают "характерными". Пределы области, из которой выбраны элементы множества, и полнота выбора не оговорены. В числе перечисленных свойств – химический и минералогический состав руд, последовательность выделения минералов, текстуры и структуры руд, морфология их тел, характер околорудных изменений. Пределы, в которых эти признаки считаются "сходными", установлены волевым способом и четко не оговорены. Затем следует опять же произвольный вывод: "Перечисленные свойства рудных тел, существенно сульфидного состава, твердо установленные эмпирически, и должны быть (выделено автором – О.C.), с нашей точки зрения, положены в основу определения формации колчеданных руд". Такое утверждение, – резюмирует Э. А. Еганов, – конечно же, спорно, вследствие чего выработанное определение будет иметь сомнительную научную ценность или останется непонятным»[15].

Э. А. Еганов отмечает, что в определение не вошел признак вмещающих колчеданы пород, следовательно, для поисковых задач оно уже непригодно. Занимаясь, в свое время, поисками сульфидных руд, он сам испытывал крайнюю нужду в корректном понятии «формация колчеданных руд», обязательно учитывающем состав вмещающих пород, или же в указании на несущественность этого признака. «Подобная практика, – продолжает он, – <…> порождает лишь бесконечные предложения новых и новых вариантов объектов, построенных по принципам: "а можно и так", "так лучше" (в каком отношении "лучше", остаётся не совсем ясно), "так должно быть"»[16]. Вместе с тем, как отмечает Э. А. Еганов, не являются пригодными для преодоления недостатков «естественного» подхода и очень общие формулировки целей. Обратимся снова к мысли учёного:

«Например, такие нечеткие формулировки целей исследования, как "изучение истории развития геологических структур", "изучение эволюции осадконакопления" и т.п. позволяют различным исследователям выбирать, скажем, формационные признаки при разбиении земной коры на формации по своему усмотрению, не предъявляя критерия проверки своих действий. Это ведет к нагромождению наукообразных построений. Ведь каким бы способом ни выделить формации, "какую-то" историю или эволюцию геологического района на их основе можно описать. Проверить, истинно ли это описание, "та" или эта эволюция и история, в подобных случаях невозможно. Но, поскольку для выделения формаций применялись, конечно же, объективные свойства, всегда есть основание объявить выделенные объекты "естественными" и тем самым "решить" вопрос правомочности проделанной процедуры. Другие исследователи, применяя другие наборы свойств для решения такой же задачи, выделяют столь же "естественные", но другие формации; и процесс этот бесконечен» (выделено мной – О.С.);

«Полный же перебор "естественных" вариантов расчленения земной коры на те или иные подразделения с надеждой потом разобраться и "договориться" – задача безнадежная»[17].

Итак, «естественный способ» выделения естественных объектов (Э. А. Еганов помещает это словосочетание в кавычки) рассматривается как фактически искусственный, человекотворческий, только неадекватно осознанный. Лавинообразное увеличение количества задач, основанных на использовании различных аспектов описания картины мира, а также расширение перечня принимаемых во внимание свойств объективной реальности, привело науки о Земле к использованию понятия моделирования. Под моделированием стали понимать такое представление природы, которое не только даёт её, образно говоря, «портрет», но позволяет получать новую, первично не наблюдаемую, но нужную нам информацию. Заметим, что именно возможность получения новой информации определяет суть моделирования и законность называть наши знания моделью реальности. Именно такой подход к решению возникающих задач – комбинация различных параметров изучения, но выделяющая объект с нужными в конкретных целях свойствами – породил понятие о модельно-целевом подходе, о целевом (рациональном) моделировании. Очевидно, именно таким образом в науках Земле был реализован неклассический идеал рациональности, выявляющий в самой процедуре наблюдения и научного изучения естественных объектов наше человеческое «положение чувствующих и сознающих существ в системе природы». Следуя ему, исследователь получил возможность утверждать, что все объекты, выделяемые из реальности по весьма различным, но опять же объективным признакам, являются равноправно существующими, хотя и могут пересекаться, включать друг друга и т. п. Они столь же естественны, как и непересекающиеся, выделяемые по особо заметным для наблюдателя свойствам.

Подобно неклассическому и классическому идеалам рациональности, обе концепции, модельно-целевая и естественная, сосуществуют, хотя, в принципе, первая концептуально охватывает, вмещает в себя последнюю. Иначе говоря, «бесцелевое» изучение, полагавшееся прежде фундаментальным, вроде бы не содержащим заранее заданные цели, кроме собственно цели познания, и, как принято считать в натурализме, являющееся просто «отражением природы какая она есть», всегда определяется теоретическими установками наблюдателя, его опытом, средствами, влиянием имеющихся образцов познания. И результат такого изучения – «естественные объекты» – может быть использован для решения некоторых, вполне прикладных задач, которые данным изучением и не ставились. По существу «естественный подход» является тем же самым целевым моделированием без чёткого осознания цели, своего рода позитивистской (хотя, с точки зрения красоты науки, красоты «чистого» теоретизирования, и эстетической) «целесообразностью без цели». В то же время обращение к конечной стадии процесса как его цели, целевой подход реализуется, как отмечал И. Т. Фролов, «независимо от того, какой смысл мы вкладываем в понятие цели, так как последняя выступает здесь в качестве р е г у л я т и в н о г о п р и н ц и п а, возможности которого были исследованы ещё Кантом» (Разрядка И. Т. Фролова. – О.С.)[18]. При использовании представленной «естественной» модели для ряда прикладных задач некоторые из таковых побуждают к её пересмотру, если она не отвечает возникающим новым целям. Причём, цели эти могут быть вовсе не прикладные, а объяснительные. Так, в своё время была пересмотрена «естественная» модель плоской Земли, не объясняющая или противоречащая некоторым наблюдениям.

Целесообразность (рациональность) моделирования наиболее понятно вырисовывается приложением его к поискам определённого класса полезных ископаемых. В этой процедуре конкретный, но ещё не обнаруженный в пространстве объект (месторождение полезных ископаемых) заменяется схемой: набором индикаторов – геологических объектов – расположенных в определённом порядке. Эти объекты в наблюдаемых ситуациях сопровождали полезные ископаемые на фоне окружающей среды. Поиск такой совокупности объектов-индикаторов, с фиксированной структурой и размерностью, альтернативен обычному поиску некоторой усреднённой картины геологической обстановки, в которой обнаруживаются залежи данного полезного ископаемого, или же отдельных его индикаторов. Образно говоря, модель является идеализированным объектом, так сказать «словесным портретом» геологической ситуации, в которой возможно нахождение полезных ископаемых. Выявление модели в целом (всех её элементов) позволяет ответить на вопрос, возможно ли в данном районе в принципе встретить месторождение данного полезного ископаемого нужных качеств, или же какой-либо иной определённый геологический объект.

Проблема выделения объекта является основной не только для объектов геологии, но распространяется и на географические объекты. В своё время в географии, вслед за геологией, существенной стала дискуссия о реальности географических районов как объектов. Как и в геологии, многие исследователи были приверженцами точки зрения о целостности и реальности районов. Но уже в пятидесятых годах большинству американских географов от такой концепции пришлось отказаться и рассматривать районирование как метод выделения территориальных особенностей, как удобный инструмент для анализа. Итог оказался тем же, что и в геологии: две концепции – естественная и модельно-целевая – продолжают сосуществовать.

Рассматривая природу как некоторое объектное поле, которое постигается человеком при помощи определённых средств и методов научной работы, сторонники естественного подхода дальнейшие свои построения ведут в рамках этой данности. Следуя классическому идеалу рациональности, учёные-натуралисты забывают о том, что сама эта данность, это объектное поле, создаётся субъектом, – она вербальна, – что вся она не есть природа сама по себе, но только то объектное поле, на котором реализуются исторически сложившиеся образцы научной деятельности. Неклассический идеал рациональности обнаруживает в том, что учёный привык считать естественным объектом, его феноменальность. В отличие от классического «явления», «феномен» имеет онтологическое существование и значимость: классически явление отличается от сущности тем, что онтологические характеристики принадлежат сущности, а само оно, в определённом смысле, не имеет существования. Феномен естественного объекта это феномен существования объективной предметной и мыслительной деятельности научного сообщества, феномен существования научного знания о действительности. Модельно-целевой подход имеет дело с феноменальной данностью, а не с явлениями в смысле классической достоверности или данности. Именно в модельно-целевом подходе впервые в науках о Земле была осознана феноменальность «естественности», осознано, что «вопрос о существовании чего-либо вне наблюдателя бессмысленен»[19].

Естественный объект как феномен предметной реальности учёного

Исходя из представления о естественном объекте как об особом природном или естественном теле, учёный строит знания о естественном объекте, в которых уже чётко противопоставлены друг другу две функционально различные части – референция и репрезентация: референция представлена словоупотреблением «естественный объект», а репрезентация – оперированием, предметной деятельностью с объектами, названными естественными. Реализация учёными неклассического идеала рациональности в науках о Земле позволяет нам, занимающим рефлексивную позицию по отношению к предметной деятельности учёного, различить феномен естественного объекта в контексте всей познавательной социокультурной ситуации, в которой существует, живёт и функционирует то, что учёный-натуралист называет естественным объектом. Это сразу же выводит нас, как философов науки, к более широкой рамке рассмотрения вопроса – к рамке, включающей в себя и естественный объект учёного и науку и всю культуру в целом. Феномен естественного объекта для эпистемолога и философа науки предстаёт не обломком горной породы или почвенным разрезом, а системой взаимодействия этой «рабочей данности» учёного и всей сопряжённой с нею совокупности представлений и понятий, а также всей многообразной и многоплановой деятельности, которую принято считать естественнонаучным исследованием естественного объекта. Часть этой целостности, в которой сфокусировано то, что философия науки включает в представления о феномене естественного объекта, можно ограничить связями и отношениями двух «центров стягивания сил» этой целостности: связями и отношениями слова и вещи, объединёнными друг с другом научными традициями оперирования и с тем, и с другим[20]. Феномен естественного объекта, таким образом, включает в себя и то, что учёный называет естественным объектом, а именно – референт словосочетания «естественный объект», и само это словосочетание, и соответствующее ему понятие.

Изучая опыт работы учёных-натуралистов с различными естественными объектами, мы можем сформулировать понятие «феномена естественного объекта» и получить знание об этом феномене, в котором возникает своя новая референция и своя новая репрезентация: «Естественными объектами обычно называют объекты природы самой по себе и обычно ищут объективные законы, которым они подчиняются, изучают свойства, состав и строение, а также многообразие форм этих объектов, вызванные действием естественных причин». Эта формулировка представляет собой новую референцию: согласно ей, мы наше знание о феномене естественного объекта относим не к объектам природы самой по себе, а к тому социальному факту, что натуралисты нечто, с которым они оперируют специфическим образом, называют «естественным объектом». При этом мы понимаем, что натуралист в научном исследовании не отдаёт себе отчета в том, что сам является «элементом» феномена естественного объекта – особого социального механизма существования исторически сложившейся традиции только определённые объекты называть естественными и только определённым образом с ними оперировать. Учёный-натуралист оперирует с естественным объектом как с тем, что существует само по себе, предзадано ему природой и включёно в нормативы его работы. Натуралист ищет естественные законы его формирования и развития, изучает функции и взаимодействие в естественных системах, в которые этот объект включён в качестве элемента и для которых он, учёный, строит естественные классификации.

Мы можем заключить, что статус естественности присваивается научному объекту исторически в зависимости от того, каким образом складывается реальная научная практика: данный объект может быть включён в научную онтологию и тем самым может обрести статус естественного, или не быть включён и тем самым разделить участь псевдонаучных объектов. Естественный объект, таким образом, явление традиционное: он представляет собой совокупность традиции именования его как «естественного» и традиции исследовательского оперирования с ним как с объектом, данным человеку самой природой. Понятие любого естественного объекта, с которым имеет дело учёный-натуралист, возникает в предметной реальности науки и с накоплением теоретических и эмпирических знаний об объектном поле этого понятия статус объектов, составляющих его объём, может быть либо подкреплён новыми фактами и свидетельствами, либо фальсифицирован и тогда объект «выпадает» из традиции именования его как естественного и из традиции исследовательской деятельности.

Историческое развитие естественных наук вызвало к жизни неклассический идеал рациональности и целую систему объектов, определяемых в процессе научного исследования в связи с постановкой и решением разных исследовательских задач, применением различных средств и методов научной деятельности, разработкой множества моделей познаваемой реальности. Неклассический идеал реализовался в познавательной практике с возникновением целевого подхода, что вызвало к жизни целую дискуссию между его пионерами и сторонниками классического идеала рациональности, отстаиваемого в описательных науках путём употребления натуралистически-понимаемых понятий «естественности» и «естественного объекта». Дискуссия эта продолжалась много лет. Будем надеяться, что качественное различение рационализма научной дяетельности, которое также возникло не сразу, но потребовало кропотливой работы как учёных и методологов, так и гносеологов и философов науки, если и не поставит точку в споре, сумеет эпистемологически чётко прояснить позиции сторон.

Сведения об авторе:

Олег Борисович Соловьёв

Кандидат философских наук, доцент.

Доцент кафедры философии Новосибирского государственного университета экономики и управления.

Адрес места работы: Ул. Каменская, 56, Новосибирск, 630091, Россия

Р.т. 383-224-27-38. obssib@mail.ru

В статье на примере противостояния естественного и модельно-целевого подходов в науках о Земле анализируются основные, имеющие философский характер посылки и допущения натуралистического естествознания. Рассмотрены объективные причины формирования неклассических представлений в описательном естествознании, позволяющие раскрыть феноменальность «естественности» в предметной реальности научного исследования.

O. B. Solovyev

NATURAL OBJECT PHENOMENON AND NON-CLASSICAL RATIONALITY

The paper focuses on the analysis of the main natural science premises and assumptions having philosophical characteristic and revealing itself in the opposition between natural approach and model-target one in the sciences of the Earth. It regards as well the objective causes to form non-classical ideas in the descriptive natural science exposing phenomenon of “naturalness” in the scientific research.

[1] Вернадский В. И. Научная мысль как планетное явление. М.: Наука, 1991. С. 90.

[2] Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси, 1983.

[3] Мейен С. В. Спорные вопросы теории стратиграфии // Природа. 1974. № 12.

[4] Список литературы по этой проблеме обширен. Назовём только некоторые публикации, отражающие характер научных дискуссий в геологии: Забродин В. Ю., Кулындышев В. А., Соловьев В. А. Естественные тела и проблема объекта в геологии // Методологические и философские проблемы геологии. Новосибирск, 1979; Воронин Ю. А. Введение в теорию классификации. Новосибирск, 1982; Губерман Ш. А. Неформальный анализ данных в геологии и геофизике. М.: Недра, 1987.

[6] Мейен С. В. О наиболее общих принципах исторических реконструкций в геологии // Известия АН СССР. Сер. геол. 1978. № 11. С. 79–91.

[9] Бубнов С. Н. Основные проблемы геологии. М.: Изд-во МГУ, 1960.

[10] Круть И. В. Исследование оснований теоретической геологии. М.: Наука, 1973.

[12] Тимирязев К. А. Избранные соч.: В 4 т. Т. III. М., 1949. С. 408.

[13] Еганов Э. А. О выделении объектов исследования в геологии // Пути познания Земли. М. 1971. С. 264–265.

[18] Фролов И. Т. Избранные труды. В 3 т. Т. 1: Жизнь и познание / И. Т. Фролов. М.: Наука, 2002. С. 63.

[19] Еганов Э. А. Формационный анализ: идеи, понятия, принципы, возможности. Новосибирск, 1990. С. 26.

[20] См.: Розова С. С., Соловьёв О. Б. Естественный объект в научном исследовании. Новосибирск: НГУ. 2000.